Несмотря на то, что последние месяцы превратились в череду безумств, следовавшими одно за другим, сегодняшняя ночь стала апогеем. Вокруг кричали люди. Люди часто кричат, когда им больно или страшно, но те, кто не хочет умирать кричат так по-особенному. Так громко и душераздирающе, что хотелось зажать уши руками, чтобы хотя бы на короткое мгновение перестать слышать все это. Алексис никогда раньше такого не слышала, и этот крик чужой предсмертной агонии преследовал ее всю дорогу, пока девушка бежала вперед, стремясь только к одному – выжить, оказаться где-угодно, но подальше отсюда. 
Но руки были заняты – даже в охватившей ее панике Алексис понимала, что выбросить винтовку, чтобы просто ничего не слышать, было бы слишком большой блажью, и она бы ей потом дорогого стоила. Раньше, большую часть своей сознательной жизни, Алексис обожала стрелять – тир, как и лыжи, были для нее самым неотъемлемым и настоящим. Теперь все было иначе – девиз «мишень, закройся» в новой жизни больше не годился.
В какой-то момент – скорее всего, довольно скоро, Алексис поняла, что бегство – это единственное, что может ее спасти. И девушка побежала, заставив себя не думать о том, что в разгромленном лагере остался кто-то, кому еще реально хоть чем-то помочь. Если бы она только видела или знала это наверняка!..
Сколько прошло времени, где они в итоге оказались, Алексис не знала. Но вокруг в какой-то момент вдруг стало светло, лес вокруг казался незнакомым – к тому небольшому квадрату леса, что окружал их лагерь, девушка уже так привыкла, что знала наверняка – они где-то далеко, очень далеко. Алексис почти сразу заметила, что убежать удалось не ей одной, но все равно продолжала молча бежать дальше – это экономило и силы, и время, да и что тут было говорить?
Когда они, наконец-то, не сговариваясь, остановились, Алексис сбросила на землю винтовку и чей-то рюкзак – девушка споткнулась об него уже на выходе из лагеря, она даже не присматривалась к тому, что осталось от его бывшего владельца. Просто схватила и побежала дальше. Рюкзак был ощутимо тяжелым, Алексис всю дорогу порывалась скинуть его, чтобы избавиться от ноши, но отчего-то продолжала нести его.
– Нормально, кажется, – переведя дыхание, отвечает девушка. Она всегда любила бегать, бег – неотъемлемая часть любой тренировки, но никто в здравом уме не бегает ночи напролет просто так. Алексис устала, и кроме этой усталости не чувствовала сейчас больше ничего. Даже страх на какое-то время отступил.
– Нет, ничего такого, – Алексис тоже опускается прямо на землю и, прислонившись спиной к дереву, закрывает глаза. Но только на миг, потому что понимает – еще немного, и она уснет прямо здесь. Ложиться спать в лесу, прямо под деревом, без какого-либо подобия укрытия – не лучшее решение.
– А ты как? – интересуется девушка.
Алексис давно решила, что если ее укусят или поцарапают, но она выживет – застрелится сама. Если, конечно, успеет. Кто осудит ее за самоубийство, когда конец света уже начался?
Когда все только началось, было очень, до безумия страшно. Но тогда, когда все только началось, Алексис все еще верила, что рано или поздно оно закончится. Где-нибудь, может быть далеко, должно было быть какое-нибудь «там», и к этому «там» она стремилась как к спасательному кругу. Теперь это было лишь призрачной надеждой.

Отредактировано Alexis Huber (2017-09-06 22:11:37)

Мерл не удивляется, разумеется, девчонки - которые оказались весьма молоды, к слову - будут огрызаться и защищаться. Ну, пытаться, по их мнению. Он проходил это неоднократно, однако, привычно делает вид удивленного недоумения, поднимая руки слегка, несмотря на то, что на одной из них очень опасный штык, с которым Мерл за эти несколько месяцев отлично научился жить и обращаться, а в другой пистолет. Левой Мерл научился стрелять не хуже, а то и лучше, чем правой.
— Воу, воу, девчонки, полегче! Полегче, ну что вы сразу нервничаете, — Мерл растягивает губы в улыбке, вроде как бы дружелюбной, но она больше похожа на снисходительную насмешку. Мерл отчего-то подумал, что им повезло с погодой; будь сейчас ливень, хрен бы удалось убежать. Впрочем, и Мерлу с компанией, пожалуй, повезло тоже. Да, приятно так думать. — Ну, будьте умницами, опустите оружие. Мы... — оборачивается и подмигивает своим, впрочем, возможно, они все равно не замечают даже, — хотели проведать ваш лагерь. Мы с парнями из другого, знаете... подбираем тех, кому нужна помощь.
Он глухо смеется, явно доволен своей шуткой. Нет, ну подумать только. Самое смешное в этом то, что по сути, в Вудберри действительно подбирают тех, кому нужна помощь, кто хочет остаться, только перед этим основательно дурят башку. В зависимости от ситуации. В данной ситуации брать у бабёнок нечего, нахрен им еще старая винтовка и вшивый пистолет? А вот сами девочки — это уже неплохо. Для многих вещей сгодятся.
— Только вот незадача, я смотрю, кое-кто успел раньше нас, ага? Что, кушать, наверное, хотите, да? — нет, чрезмерно ласковый тон предназначен для злодеев в тупых детских мультиках, а Мерл и не скрывает доли сарказма. Может, просто не умеет говорить по-другому. А потом переходит на более спокойный тон, все-таки накручивать девочек, и без того едва не в состоянии истерики, не стоит. Случайно пальнет, и все, еще одна дырка в Мерле Диксоне.
— Короче, дамы, — резюмирует он, переводя взгляд с одной на другую. — Мы тут для того, чтобы вывезти вас отсюда, ясно? Только для этого есть пара простых правил. Которые надо выполнить, и все — считайте, вы уже в другом лагере. Со своей комнатой, водой, едой и спокойным сном. Что скажете?
Мерл щурится и кивает старшей.
— Детка, опусти оружие.

Алексис не знала наверняка, но была уверена, что их лагерь – далеко не единственная группа тех, кому повезло (или, может быть, наоборот не) выжить. Когда все еще только начиналось, девушка пыталась хоть как-то выйти на связь с семьей, но родные не отзывались. Это уже потом, несколько недель спустя, девушка узнала, что почти все они погибли, и только Элли, может быть, удалось выжить. Что сейчас с сестрой, жива ли она, где и с кем находится – ничего этого девушка не знала. У нее не было почти никакой возможности уцепиться хоть за какие-то ниточки и отыскать сестру, но надежда все еще оставалась. Может быть, ей просто повезет. Должно же, в конце концов, хоть что-то остаться незыблемым и в происходящем в мире хаосе. Но сейчас, не смотря на, казалось бы, благие вести, Алексис все это не нравилось. Ей не нравилось то, что их нашли так быстро – это отчего-то казалось странным. Когда вокруг – густой лес и, как они предполагали, ни одной живой души, встреча с человеком – куда большая неожиданность, чем встреча с ходячим. Ей не нравился тон незнакомца и странная настойчивость их, явно, лидера – зачем им все это, в конце концов? Что-то в Робин Гудов современности верилось мало. Ванессе, судя по всему, тоже все это не слишком нравилось – Алексис же видела.
– Почему мы должны вам верить? Вы же не похожи на самаритян, – не опуская оружия, заявляет девушка. По крайней мере, тот, с кем они имеют честь разговаривать, совершенно точно не походит на страждущего помочь всякому в беду попавшему, а те, что выжидают в кустах так и вовсе вызывали откровенное опасение.
– Что вы потом потребуете взамен? Зачем в вашем лагере лишние люди? – все обещанное и правда звучало заманчиво, но Алексис все равно в это не верила. Не в то, что где-то есть вода, еда и крыша над головой. Надо полагать, что заброшенных домов и магазинов осталось очень много, мужчинам из их лагеря тоже приходилось отправляться туда, чтобы пополнить запасы. Алексис не верила в то, что это может достаться им просто так. В чужое гостеприимство в сложившихся обстоятельствах девушка не верила.
Алексис собиралась было спросить что-то еще, но кусты в отдалении зашевелились, и напряженное внимание девушки переключилось на них.
– Там ходячие, стая! – забыв о том, что под прицелом у нее была только что совсем другая мишень, достаточно громко, чтобы все услышали сообщает девушка и, не дожидаясь, стреляет в голову первого из мертвецов. Она даже не сразу поняла, что это был один из их бывших товарищей по лагерю.

В общем-то, тут уже все решено. Вряд ли девчонки бежали от смерти со всех ног, чтобы вот так просто согласиться сдохнуть. Нет, они конечно могут попытаться, но очень скоро пожалеют о своем выборе. Мелкая, кажется, была настроена куда более дерзко, но Мерл знал, что это только пока. В глазах старшей было куда больше усталости и желания поддаться приятному предложению.
Поэтому он улыбается ей уже очаровательно.
— Слишком много вопросов за один раз. Самое главное, что вам следует знать — это то, что такие предложения дважды не делаются, — Мерл скалит зубы, слегка, так уж он улыбается, что поделаешь.
Диксон переводит взгляд на боевую подругу темненькой красотки и продолжает:
— Так вот, пара простых правил. На время дороги вы сдаете оружие, в лагере вы получаете его назад. И едете вы с завязанными глазами. — Мерл закатил глаза и пожал плечами, — чёрт, мы точно так же вас не знаем, должны же у нас быть какие-то меры предосторожности, а?
Он явно начинал терять терпение, и сейчас он просто проходит кругом, возвращаясь к своим молчаливым спутникам, которые, в общем-то, следили не за ходом разговора, а за шорохами в кустах.
— В лагере всегда нужны лишние руки, ясно? — Мерл фыркает и в его глазах снова вспыхивают насмешливые огоньки, — а с вашими навыками выживания, дамы, вам лучше быть в лагере.
Проходя мимо, Мерл обнаруживает в листве какой-то гриб, но протыкает его штыком — он оказывается поганкой. А потом, словно теряя интерес к девушкам, окликает солдат-самоучек.
— Пойдем, мальчики, нам пора. Девочки могут думать хоть до утра, это их дело. У нас полно работы, — и, практически не дожидаясь никакой реакции, Мерл направляется в лес, тихо насвистывая какую-то незатейливую веселую мелодию.
О, он идет достаточно медленно, потому что уверен: он не досчитает до десяти шагов, как две потеряшки начнут их догонять. Ничего нет проще в получении желаемого от женщин, как стратегия их игнорирования.

Мир, конечно, сходил с ума, это было понятно уже не первый месяц, но Алексис отчаянно не хотелось становиться частью всего этого безумия. Временами – все реже, откровенно говоря, даже казалось, что ей это удается. Но потом, когда в очередной раз что-нибудь случалось, все иллюзии лопались, словно мыльные пузыри. Это злило, потому что они все давно уже не жили, а существовали, и еще больше потому, что казалось очевидным – так будет и будет и дальше. Завтра, послезавтра – всегда.
– Ну, мы бы точно не прожгли в вас дырки, если бы остались с открытыми глазами, – фыркнув, замечает Алексис. Ей это не нравилось. Сдать оружие – это было понятно, но завязывать им  глаза!? Что это за лагерь такой, если ехать в него приходится с завязанными глазами?
– Ясно, – неохотно отвечает Алексис – яснее ей, в общем-то, не становится. В чужих словах, конечно, есть какая-то логика – Алексис, по крайней мере, хочется в это верить, но скептицизм все еще берет вверх. Перспективы кажутся слишком радужными, чтобы все это было правдой. Впрочем, от одной мысли о том, что где-то там, в этом месте, куда им – из-за чей-то странной блажи, предложено ехать с завязанными глазами (похоже на тюрьму – чтобы, если что, не запомнить дороги), есть еда, вода и, может быть, даже мыло, становится невероятно радостно на душе. Она уже и забыла, как пенится шампунь…
– Думаю, что здесь что-то не чисто, – поправляя сползающую с мокрой футболки лямку рюкзака, отвечает Алексис. Конечно, то, что она с Ванессой, а не одна, несколько успокаивало, но…
– Я не знаю, – Алексис вздыхает. – Попробуем… Но я не думаю, что потом у нас будет возможность что-нибудь изменить.

Кривая ухмылочка появляется сама собой, когда Мерл слышит девичий голос снова. Разумеется, он знал, что так все и произойдет. Парни усмехаются и слегка замедляют шаг, но Мерл оборачивается и кивает в ту же сторону, куда они пошли.
— Шевелите вашими хорошенькими задницами, девочки, нужно немного пройтись, если не хотите опоздать на свой рейс, — тем не менее, все-таки компания мужчин дожидается, пока те подойдут вплотную, чтобы забрать оружие. Правило есть правило, верно?
— Так-так, — Мерл забирает мачете, протягивая одному из спутников. — И пистолет давай, красавица. Нехорошо хитрить, золотце, придется вас обыскать.
Коротко кивнув ребятам, Мерл сложил губы трубочкой, наблюдая за тем, как они изучают девушек, кое-где даже откровенно лапая, видимо, не в силах удержаться.
— Эй вы, руки-то не распускаем, — щурится Диксон. О нет, он совершенно не против, ему вообще наплевать, как с ними будут обращаться, что здесь, что в Вудберри. Однако, командовать —  значит, показывать свою власть с одной стороны, с другой —  пусть эти цыпочки считают, что у них все действительно прилично. В какой-то степени ведь так и есть. Они же не какие-нибудь дикари. Мерл едва не смеется от собственных мыслей.
Когда все оружие нашлось, наконец, Мерл сверлит взглядом то одну, то другую.
— Если вы вздумаете выкинуть какой-нибудь фортель или попытаетесь причинить вам вред, мы больше не будем такими добренькими, это понятно?
И в его взгляде чувствуется прохлада. Тем не менее, спустя мгновение он будто бы оттаивает.
— Девочка, — обращается он к темноволосой красавице, — ты же понимаешь, что у всех нынче полно дел. Ведь кто-то должен искать еду и добывать шмотки, лекарство и прочую нужную дребедень. Так вот как-то так однажды случилось, что мы оказались не одни в этом лесу. А определить направление, куда ехала машина, оказалось не очень трудно. Шли познакомиться.
Мерл коротко фыркнул. Всегда удобно говорить правду. То есть, разумеется, просто не обязательно договаривать все детали. Но по большому счету, ведь так оно и было.

Алексис не знала, на сколько оправдан тот риск, на который они сейчас – из безысходности – подписываются. Происходящее не нравилось ей все больше и больше, а перспективы казались все менее радужными. Пожалуй, обидно было бы умирать в лесу с мыслью о том, что, возможно, она зря упустила свой шанс, но Алексис, скорее предпочла бы остаться в лесу, чтобы хотя бы попытаться выжить, чем оказаться непонятно где без шансов как таковых.
Алексис молча догнала Ванессу, чтобы тут же отдать винтовку, уже разряженную, дожидавшихся их мужчинам. Алексис не верила в то, что оружие им потом вернут – с чего бы вдруг, если эти параноики собираются везти их в это черт знает куда с завязанными глазами, и то и дело говорят о «только попробуйте». Ванесса представляет их обеих, поэтому Алексис предпочитает промолчать – знакомиться сейчас поближе совершенно не хочется, да и что она им должна рассказывать?
– Познакомиться?! – хмыкнув, переспрашивает девушка, - По-моему, теперь это по-другому называется, - не сложно предположить, чем обернулась бы для них для всех это «знакомство» - Алексис уже доводилось видеть, как теперь «знакомятся» некогда вполне цивилизованные граждане. Конечно, винить их в этом было бы бессмысленно, такие уж настали времена. До крайностей, может быть, пока что опустились не все, но Алексис все еще отказывалась верить в благие намерения их новых знакомых.

Всю дорогу до машины – какие-то считанные минуты, но, тем не менее, Алексис думает только о том, что надо было бежать. Главное было бы убежать чуть дальше от ходячих, а потом… Даже их скоромных пожитков хватило бы, чтобы протянуть еще чуть-чуть. В новом мире, полагала Алексис, чуть-чуть было не слишком отлично от «долго» или «всегда» - никто из их лагеря не собирался умирать вчера вечером, но вот как оно вышло. При виде машины девушке хочется присвистнуть, но она сдерживается и оставляет происходящее без комментариев. Алексис почти с тоской провожает их оружие и сумки – все такое крохотное, исчезающее в огромном багажнике монстра. В мирное время она не поняла бы, зачем людям такая машина. Большая, шумная, едет мимо – грязь летит со всех сторон, дорогая в обслуживание… Одним словом, нормальные люди на таком не передвигаются. «Интересно, где они берут бензин, чтобы заправлять его?..»
– Мы бы вас тоже, – замечает Алексис. В нормальной жизни она и подумать бы не могла, что винтовку придется брать в руки не на тренировке или развлечения ради, а просто для того, чтобы выжить. Но теперь… У нее было достаточно времени, чтобы привыкнуть к новому миру.
– Да где бы там, их главный, наверное, по лесам не бегает.
Музыка, что зазвучала, кажется девушке чем-то потустороннем, неестественным, но, тем не менее, поразительно приятным. Она уже успела совершенно забыть, что люди, случается, слушают музыку, поют песни, танцуют. Алексис не слышала музыки уже много недель. Впрочем, музыка показалась ей хорошим знаком всего лишь на секунду, мысли о том, что все это – чертовщина какая-то, вернулись сразу.
Алексис не видит, но догадывается, что случилось, поэтому, когда ее руки оказываются стянутыми за спиной, тихо чертыхается.
– О Господи, – фыркает Алексис, не сдерживая смех, – Губернатор? В вашем городе? Да в нашей стране даже президент уже почти наверняка давно кони двинул, а у вас есть губернатор?!
«Бред какой-то,» - полушепотом, скорее для себя, чем для попутчиков, делает вывод девушка. Алексис все больше задается вопросом, кто они – эти люди. Мысль о том, что где-то есть город в которой, вы только подумайте, есть губернатор, кажется девушке смехотворной и, вместе с тем, почти страшной – откуда они все это берут? Никто не называет человека "губернатором" просто так. Откуда у них бензин, чтобы нарезать круги по лесу на, ни много ни мало - Хаммере.

— Точно, у главного есть и дела поважнее, — парирует Мерл весело, расслабленно откинувшись на спинку автомобильного кресла, вслушиваясь в музыку. Настроение снова поднялось. Девчонки могут строить из себя кого угодно, но ему было прекрасно известно, что спустя пару часов они будут счастливы и благодарны. Наивные дуры. Впрочем, Губернатор сам разберется, что с ними делать. Вывезти обратно в лес под любым предлогом Мерлу не составит никакого труда. И если понадобится, то там и оставить. В качестве корма ходячим - в том числе. С другой стороны, в последний месяц Вудберри лишился нескольких человек, поэтому, все-таки, им нужно было немного новой крови. Женщины не так сильны, зато выносиливы и вполне себе справляются с хозяйственной работой. А в это нелегкое время стрелять умеет почти каждый — кто-то из этих девчонок наверняка способен нести караул.
Выпады рыженькой он игнорировал, она могла язвить, опять же, ничего не изменится, все равно в выгодной позиции здесь Мерл и его ребята, а беситься можно сколько влезет.
Однако, услышанное Мерла не порадовало. Он не остановил машину, не дернулся, но хмыкнул.
— Царапины от ногтей, говоришь?... — задумчиво протянул он, совсем слегка поворачивая голову. На несколько мгновений повисло молчание, и Мерл глянул в зеркало заднего вида, рассматривая сначала одну, а потом другую. Жаль, брюнеточка понравилась Диксону больше, лучше бы царапины были у рыжей. Впрочем...
— Детка, ты вообще в курсе, что врать нехорошо, а? — ласково протянул Мерл, снова глядя на дорогу. Он жестко ухмыльнулся, — тебе повезло, что первым делом вас посмотрит врач. Круто, а? Ну а если царапины от ногтей... придется попрощаться со своей хорошенькой ручкой!
Мерл издевательски заржал.
— Да ладно, живу же я как-то с одной рукой! Пусть и по другому поводу, но все равно!
О, это и правда было весело. Девушки заметно напряглись, Ванесса эта вообще побледнела. Ну ничего, собьет зато с них всю спесь. Подумаешь, царапины. Вряд ли это куст, но, вероятно, еще что-то можно сделать.

Дальше Алексис предпочла ехать молча, попытавшись сосредоточиться на собственных мыслях. Сегодня они были какими-то особенно безрадостными — Алексис последнее время все чаще замечала за собой подобную предвзятость. С одной стороны, ей и самой это не нравилось — сложно быть предвзятым в мире, который давно и окончательно сошел с ума. С другой... С другой проще и правильнее казалось подозревать каждого, чем потом, ошибившись, горько жалеть об этом. И сегодня они только в очередной раз в этом убедились. Надо было сразу бежать, а не пускаться в разговоры с незнакомцами.
Краем уха она слышит, что "скоро" они приедут, и чувство внутреннего напряжения растет. Раньше Алексис хорошо умела с ним справляться — оно, неизменно, возникало перед каждым выходом на старт, но стоило раздаться стартовому выстрелу, и мир вокруг переставал существовать, и Алексис сосредотачивалась только на собственной скорости, технике и меткости выстрела. Но теперь бороться с этим вязким, липким ощущением было сложно — у нее не было конкретной цели, она не видела финишной черты.
"Все будет хорошо", - звучало в голове, и Алексис невольно повторяла эти слова про себя. Когда, черт возьми, если ничего хорошего в этом мире уже не осталось? Хорошо, что они все выжили — может быть. Алексис, несмотря на то, что устала так жить, несмотря на то, что точно знала, что все, кого она любила и кем дорожила, несмотря на то, что не могла больше заниматься любим делом и потеряла всяческий интерес к происходящему, не хотела умирать. Хотя, наверное, в некоторой степени перестала этого бояться. Все они умрут, и тем, кто умер, будет уже все равно.
Машина останавливается, потом снова едет, и еще через несколько минут останавливается снова. Алексис догадывается, что они приехали. Когда их, наконец-то развязывают, некоторое время глаза еще привыкают к свету, а Алексис растирает затекшие от пребывания в неудобном положении руки.
— Действительно, прямо таки рай среди ада, — тихо, себе под нос, бурчит Алексис. "Надо взять себя в руки", — напоминает самой себе девушка, и, молча оглядываясь по сторонам, следует за остальными. Она все еще относилась ко всему этому с недоверием и предубеждением — несмотря на ясное небо над головой, ровные домики и дроги, по которым ходят люди, которые, кажется, тоже их заметили. Несмотря на то, что все это и в самом деле похоже на город — маленький, искусственный, но все же город, ощущение того, что все равно что-то не так никак не оставляет ее.