Если бы все сложилось иначе, Алексис, возможно, решила бы, что им очень повезло - это место, определенно, не было городом в привычном ей понимании, но и жизнь давно уже больше не была жизнью в привычном всем им понимании. Девушка осматривается по сторонам - внимательно, придирчиво и настороженно, словно от этого все еще что-то зависело бы. Это место, условно называемое городом, выглядело, конечно, куда лучше, безопаснее и надежнее лагеря, где она провела последние несколько месяцев, и все равно впервые за все эти месяцы Алексис чувствует себя настолько безнадежно - закрывшиеся за их спинами ворота словно бы вслух говорили о безвыходности их положения. Алексис натягивает на лицо улыбку и улыбается тем, кто подходит к ним - или, вероятно, скорее к их сопровождающим, чтобы поздороваться. Кто все эти люди, как они здесь оказались? Чем живут?
Им напоминают о необходимости быть осмотренными доктором, и Алексис, не желая что-либо комментировать, просто кивает и идет следом за остальными. Ей просто нужно время, чтобы принять случившееся как данность. Девушка не была особенно уверена, что у нее это получится - она не привыкла так жить, не привыкла руководствоваться "данностью" и отказываться от собственных целей. Но теперь - о каких целях можно было говорить теперь? От мысли о том, что, возможно, все это будет тянуться еще месяцами, годами, и этот крохотный замкнутый баррикадами стен мир будет всем, что ей доступно, хочется кричать.
- Всего хорошего, - прощается девушка с Мерлом и заходит в помещение где, видимо, и принимает местное светило медицины. В нос сразу бьет слабый, но ощутимый запах - так обычно пахнет в больницах или просто медицинских кабинетах. Болела Алекисис редко, но с врачами общаться приходилось куда чаще - когда нужно было сдать анализы до или после соревнований, когда тренировка заканчивалась не слишком удачно... Но это было так давно, последний раз - полгода назад. С тех пор у нее как-то не было времени думать о том, что от головных болей помогает тайленол, а свежих синяков у нее было столько, что девушка их даже не считала.

Алексис заходит в помещение и критически осматривается. Конечно, это не было настоящей больницей, но здесь все равно пахло стерильностью и бинтами. Бинты пахнут особенно, Алексис хорошо знала этот запах. Девушка опустилась на кушетку рядом с Ванессой, продолжая молча оценивать все вокруг. Весь их этот город казался Алексис каким-то ненастоящим, все эти люди, уют, который они здесь самозабвенно и так старательно создают. Все это словно сахарный узор – дунешь, и все сломается.
- Эй, - Алексис прислоняется спиной к стене – усталость накатывает на нее волнами, но напряжение берет вверх, не позволяя расслабиться и ни о чем не думать хотя бы сейчас, - Все будет хорошо. Не бойся, - Алексис, на мгновение, сжимает руку Ванессы, но потом медсестра, все это время готовившаяся к осмотру, просит ее пройти за ширму и раздеться.
Алексис раздевается, складывая верхнюю одежду в ровную стопку на стуле. На ней была куча синяков разного размера и цвета, и Алексис терпеливо рассказывает об их происхождение медсестре. Она полгода живет в лесу, как еще она должна выглядеть? Алексис следила за собой, насколько это вообще было возможно в условиях новой современности – у нее всегда было чистое белье, и, пусть такой роскоши, как ванная с горячей водой в лесу не было, Алексис вполне привыкла мыться в ледяной проточной воде. За эти месяцы, проведенные в лесу, она заметно похудела – но разве кто-то мог разъесться на не слишком разнообразном и сытном лагерном рационе? Медсестра осматривает ее – кожу, волосы, горло, спрашивает о том, болела ли она чем-нибудь раньше – Алексис качает головой. Раньше – в далекой нормальной жизни – у нее не было времени даже не простуду, не говоря уже о чем-нибудь более значительном. С ней, кажется, все в порядке, поэтому Алексис разрешают снова одеться, девушка выходит из-за ширмы и усаживается обратно к Ванессе.
- Все будет в порядке, - совсем тихо, только для Ванессы, повторяет Алексис, когда та идет за ширму.