Рик Граймс научен бояться людей. Еще со времен полицейской академии – а, может, и многим раньше.
К примеру, их сосед – мистер я-ненавижу-мелких-сосунков, действительно тех ненавидел. И хотя Рик никогда не считал себя сосунком, пришлось однажды смириться с реалиями утреннего Норкросса, где в промежуток между семью-сорока-пятью и восьмью-десяти приходилось оббегать участок выше упомянутого мистера увижу-рядом-со-своей-дорожкой-и-всажу-соляную-пулю-в-зад по кривой дуге.
Тот мистер не любил детей. А дети его боялись и дразнили. Кто-то просто боялся, кто-то - выводил из себя топтаниями на самой границе тротуара и запущенной лужайки, а кто-то и боялся, и выводил из себя одновременно. Младший Граймс относился к первой категории – он не дразнил даже собак на привязи и гиппопотамов (самый страшный зверь саванны в неволе, Рик, запомни) в зоопарке Норфолка, куда они с семьей ездили каждый уикенд. Что уж говорить о мистере-вспомнить-бы-его-фамилию.
Этот мистер постоянно грозится отправить пару-тройку соляных зарядов в малышню, при этом не брезгуя гнать толпы беснующихся малолеток через целый квартал, смешно потрясая своим кулаком. Однако Рик тогда не смеялся. Он знал – чувствовал какими-то фибрами своей детской душонки, - что этого человека стоит опасаться.
Ясность внес Ренли – парень с факультета криминалистики, который променял собственный талант к пониманию теорий бихевиоризма на раскуроченные грудные клетки умерших людей. Ренли все твердил, отвечая на вопросы о том, а не стремно ли ему околачиваться в пропахших формалином коридорах патологоанатомического отделения – бояться нужно не мертвых, а живых. И, в общем-то, Рик был с ним согласен. Они выпивали дважды в месяц, по субботам, по стакану темного эля в пабе, где транслировали матчи по регби и канадскому хоккею, заедая высокие бокалы нарезкой из вялого инжира, а потому у Рика не было повода не верить Ренли.
Под сомнения его слова он поставил лишь тогда, когда застрелил мертвую девочку на заправке.
Копы, стреляющие в детей – где бы это видано. Прижатый к курку палец не дрожал – руки не дрожали и после того, как Граймс курок спустил, а девчонка шлепнулась мешком наземь. Ее плюшевый мишка – или что это был за изуродованный кровью смешной зверек? – выпал из рук и упал рядом. Почти бок о бок.
Привкус бензина во рту душит. Он кусает и щиплет за язык, но Рик верит – так можно чувствовать себя живым. Осознавать себя пусть и потерянным – вырванным из истории мира смятым уголком бумажного листа, но уголком не только дышащим и, время от времени, испытывающим голод, но и разумным. Мыслящим. Сопоставляющим опыт с историей того приобретением. Живым на самом деле.
Вынесшие себе мозги люди на ферме – зрелище премерзкое, но не пугающее. После разговоров с Дуэйном – с мальчиком, обреченным расти в хитросплетений таких, как сейчас, улиц его, Рика, квартала, где вот он-то помнит разве что нагоняющий слюны в рот запах свежеиспеченного белого хлеба с корочкой, что Лори просила покупать по воскресеньям, а Карл, если увязывался следом, обязательно надкусывал с обеих сторон – один на один, в то время как Морган пытался впервые, но явно не в последний раз, отправить пулю в голову своей умершей жене, бывшего помощника шерифа округа Кинг, ничто не способно испугать.
Разве что лошадь.
Лори любила лошадей. Рик хочет говорить себе, что Лори лошадей до сих пор любит, но не может быть уверенным в этих словах. Он уверен в Карле – эта вера Рику попросту необходима. Уверенность в сыне не дает ему лечь головой на плаху, а неуверенность в жене – потерять связь с возможностями реальности. Уверенность в жизни и в смерти, два в одном.
Лори каталась на лошадях хотя бы раз в два месяца. И, восседая верхом, она была прекрасна. Колено к крыльям седла, пятку вниз и повод между безымянным пальцем и мизинцем обеих рук.
Бывший помощник шерифа Граймс лошадей не очень жалует. Ему претит мысль о том, что то, чем он управляет, может избежать лобового столкновения со стеной, в путь до которой он то отправит. Это расстройство осознания чувства контроля над собственной жизнью – в психологии (или психиатрии) наверняка есть подходящий термин, но Рик никогда не ходил к психологу (кроме случаев обязательного ежегодного медицинского освидетельствования в управлении), а потому даже и не представляет, как оно называется. Как и не представляет, каким образом можно принудить лошадь просунуть голову в петлю твоего наспех связанного лассо.
Конь – или кобыла? – фырчит ему в ладони, поддается, но враз бросается с места. Припадает на передние ноги, сгибая те в коленях, и отскакивает в сторону. Настороженное, а теперь и вовсе испуганное животное.
Рик не напуган, но тоже насторожен. Он слышит шум – почти слышит чужое хриплое и загнанное дыхание, как если бы оно ложилось влажным теплом ему на ухо.
- Мэм? – громко зовет он, наплевав на лошадь. Однако, покидая вольер, все равно закрывает за собой своего рода калитку. Дабы не дать броситься на амбразуру. Не из огня, да не в полымя. Дабы не потерять из виду. – Мэм, я помощник шерифа округа Кинг, - Граймс все еще кричит, перекрикивая песнопения местного ветра.
Фигурка – вполне себе отчетливый силуэт какой-то женщины жмется к стенам дома, где получасом ранее Рик насчитал как минимум пару трупов, - кажется, замирает. И, кажется, ни то рыщет по карманам, ни то еще что.
В любом случае, Рик считает своим долгом объявить:
- Меня зовут Рик Граймс. И я вооружен. Стреляю лучше, чем Вы, могу заверить. Мэм, - под каждым шагом гнется плащ местной земли из сорняков. – Вам нужна помощь? Вы позволите подойти ближе?

Отредактировано Rick Grimes (2017-12-09 17:43:38)